Малоизвестные факты о жизни и творчестве фаины раневской. Истории о раневской Рассказы очевидцев о еде раневской
Трудно понять, почему, живя без всяких материальных проблем, в обеспеченной, уважаемой в городе семье, где ее все любили, девочка чувствовала себя несчастливой и одинокой. Возможно, причина в ее повышенной ранимости, часто встречающейся у творческих натур. В книге Алексея Щеглова приведены ее воспоминания: «Несчастной я стала в 6 лет. Гувернантка повела в приезжий "Зверинец". В маленькой комнате в клетке сидела худая лисица с человечьими глазами, рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина, вошли пьяные шумные оборванцы и стали тыкать палкой в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь...»
Еще цитата из книги Щеглова: «Как-то старший брат, гимназист, сказал ей, очевидно, под влиянием демократических настроений: "Наш отец - вор, и в дому у нас все ворованное". Удрученная Фаина воскликнула: "И куколки мои тоже ворованные?" "Да", - безжалостно ответил брат. Фаина представила, как ее любимая мама стоит на "полундре", а папа с большим мешком грабит магазин детских игрушек. Вероятно, для брата понятия "вор" и "эксплуататор" не различались по смыслу. Младшая сестра ему безгранично верила, и они решили бежать из дома. Подготовились основательно: купили один подсолнух. По дороге на вокзал поделили его пополам и с наслаждением лузгали семечки. Тут их нагнал городовой, отвез в участок, где ждали родители. Дома была порка».
Одно из первых воспоминаний детства Раневской - смерть Чехова: рыдающая над его портретом мама, тогда же прочитанная «Скучная история». «В этот день кончилось мое детство», - не раз повторяла Раневская. И добавляла: «Существует понятие "с молоком матери". У меня - "со слезами матери". Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, - она громко плачет. Я бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку, плачет, плачет, она в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери - газета: "...вчера в Баденвейлере скончался А.П. Чехов"...».
В письме своей таганрогской приятельнице Л.Н. Прозоровской, написанном в сентябре 1974 года, Раневская говорила: «Училась в Мариинской женской гимназии Таганрога... Очень плохо... оставалась на второй год... Гимназию ненавидела... не давались четыре правила арифметики, задачи решала, рыдая, ничего в них не понимая. В задачнике... купцы продавали сукно дороже, чем приобретали! Это было неинтересно. Возможно, что отсутствие интереса к наживе сделало меня на вечные времена очень нерасчетливой и патологически непрактичной. Помню, что я вопила: "Пожалейте человека, возьмите меня из гимназии". Ко мне стали ходить усатые гимназисты старших классов, - это были репетиторы, вслед за ними явились учительницы из покинутой мною гимназии. Впоследствии я училась сама наукам, увлекавшим меня, и, возможно, я была в какой-то мере грамотна, если бы не плохая память... Пишу Вам как хорошей знакомой. Очень горжусь моим великим земляком Чеховым. Была в добрых отношениях с его вдовой. Ольга Леонардовна с волнением расспрашивала меня о Таганроге...»
Из воспоминаний Раневской: «Я переиграла все роли, говорила, меняя голос... Была и ширма, и лесенка, на которую становилась. Сладость славы переживала за ширмой. С достоинством выходила раскланиваться... В детстве я увидела цветной фильм... возможно, сцену из "Ромео и Джульетты". Мне 12 лет. По лестнице взбирался на балкон юноша неописуемо красивый, потом появилась девушка неописуемо красивая, они поцеловались, от восхищения я плакала, это было потрясение № 2. Возвратясь домой, я кинулась к моему богатству - копилке в виде фарфоровой свиньи, набитой мелкими деньгами... В состоянии опьянения от искусства, дрожащими руками схватила свинью и бросила ее на пол, по полу запрыгали монеты, которые я отдала соседским детям. В ту ночь я не спала».
С актрисой Алисой Коонен Раневская познакомилась, когда ей было четырнадцать лет. Нина Сухоцкая вспоминала: «1910 год. Крым. Евпатория. Жаркие летние дни. В большом тенистом саду белый, увитый виноградом одноэтажный домик. Здесь живет с семьей доктор Андреев - главный врач недавно открывшегося туберкулезного санатория. Каждое утро из дома выходят две девочки - дочери Андреева - и с ними сестра его жены - молодая актриса Художественного театра Алиса Коонен, приехавшая в отпуск. Все трое знают, что у калитки в сад, как всегда, их ждет обожающая Алису Коонен Фаина - девочка-подросток с длинной рыжеватой косой, длинными руками и ногами и огромными лучистыми глазами, неловкая от смущения и невозможности с ним справиться... Девочка эта - Фаина Раневская. Актриса, которую она обожает и ради встреч с которой приехала в Евпаторию, - Алиса Коонен. Обняв Фаину, Алиса направляется к морю, за ними - в больших соломенных панамках, как два грибка, - идут девочки. Это я и моя старшая сестра Валя, тоже „обожающая“ свою молодую тетю Алю и ревнующая ее к Фаине. Мне в то время было четыре года, Фаине - пятнадцать лет. Не могла я тогда догадываться, что это знакомство перейдет в большую, пожизненную дружбу. После тех евпаторийских встреч я в течение ряда лет лишь изредка встречала ее у моей тетки Алисы Коонен, но эти дни живо сохранились в памяти».
«Первое свидание в ранней молодости было неудачным. Гимназист, поразивший мое сердце, обладал фуражкой, где над козырьком был герб гимназии, а тулья по бокам была опущена и лежала на ушах. Это великолепие сводило меня с ума. Придя на свидание, я застала на указанном месте девочку, которая попросила меня удалиться, т. к. я уселась на скамью, где у нее свидание. Вскоре появился герой, нисколько не смутившийся при виде нас обеих. Герой сел между нами и стал насвистывать. А соперница требовала, чтобы я немедленно удалилась. На что я резонно отвечала: "На этом месте мне назначено свидание, и я никуда не уйду". Соперница заявила, что не сдвинется с места. Я сделала такое же заявление. Каждая из нас долго отстаивала свои права. Потом герой и соперница пошептались. После чего соперница подняла с земли несколько увесистых камней, стала в меня их кидать. Я заплакала... Пришлось уступить... Вернувшись на поле боя, я сказала: "Вот увидите, вас накажет бог", и ушла полная достоинства».
Раневская всю жизнь прожила одиноко: ни семьи, ни детей. Однажды ее спросили, была ли она когда-нибудь влюблена.
А как же, - сказала Раневская - вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу - сразу же и влюбилась. В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я-то, в правду сказать, страшна была, как смертный грех... Но очень любила ходить вокруг, глаза на него таращила, он конечно, ноль внимания... А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: «Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов». Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалования взяла, вина купила, еды всякой, оделась, накрасилась - сижу жду. В семь нету, в восемь нету, в девятом часу приходит... Пьяный и с бабой! «Деточка, - говорит, - погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!» С тех пор не то что влюбляться - смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!
Москва 1915 года
Из записей Раневской: «Тогда еще в моде были обмороки, и я этим широко пользовалась. Один из обмороков принес мне счастье большое и долгое. В тот день я шла по Столешниковому переулку, разглядывала витрины роскошных магазинов и рядом с собой услышала голос человека, в которого была влюблена до одурения, собирала его фотографии, писала ему письма, никогда их не отправляя, поджидала у ворот его дома. Услышав его голос, упала в обморок неудачно, расшиблась очень. Меня приволокли в кондитерскую рядом - она и теперь существует на том же месте, а тогда она принадлежала француженке с французом. Сердобольные супруги влили мне в рот крепчайший ром, от которого я сразу пришла в себя и тут же снова упала в обморок, лежа на диване, когда голос этот прозвучал вновь, справляясь о том, не очень ли я расшиблась». Это была первая встреча Раневской с Василием Ивановичем Качаловым - тогда еще молодым актером МХАТа».
«Гора пирожных в кафе Сиу; к столу подсел Мандельштам, заказал шоколад в чашке, съел торт, пирожные; сняв котелок, поклонился и ушел, предоставив возможность расплатиться за него Екатерине Васильевне Гельцер, с которой не был знаком. Мы хохотали после его ухода. Уходил торжественно подняв голову и задрав маленький нос. Все это было неожиданно, подсел он к нашему столику без приглашения. Это было очень смешно. Я тогда же подумала, что он гениальная личность. Когда же я узнала его стихи - поняла, что не ошиблась».
«В одном обществе, куда Гельцер взяла меня с собой, мне выпало счастье - я познакомилась с Мариной Цветаевой... Марина звала меня своим парикмахером - я ее подстригала». Раневская приносила Марине по ее просьбе пустые бутылочки от духов, Цветаева сцарапывала с них этикетки и торжественно объявляла: «А теперь бутылочка ушла в вечность».
Через много лет, уже после войны, состоялась еще одна встреча Раневской с Цветаевой. Марина неузнаваемо именилась, волосы стали седыми. Фаина Георгиевна немного растерялась: «Я хочу вам помочь, Марина Ивановна», - и вытащила пачку денег, гонорар, недавно полученный за какой-то фильм. Цветаева буквально выхватила у нее всю сумму. Раневская же рассчитывала из этих денег отдать долги, накопившиеся за последнее время. Выйдя на улицу, Фаина Георгиевна пешком добралась до дома, взяла какие-то вещи и отнесла их в ломбард. Пройдут годы, и уже пожилая Раневская вспомнит: «Я до сих пор счастлива, что в тот день все имевшиеся деньги отдала Марине».
Крым в годы Гражданской войны
Из воспоминаний Раневской о Крыме: «Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод. В театре митинг, выступает Землячка; видела, как бежали белые, почему-то на возах и пролетках торчали среди тюков граммофон, трубы, женщины кричали, дети кричали, мальчики юнкера пели: "Ой, ой, ой, мальчики, ой, ой, ой, бедные, погибло все и навсегда!" Прохожие плакали. Потом опять были красные и опять белые. Покамест не был взят Перекоп. Бывший дворянский театр, в котором мы работали, был переименован в "Первый советский театр в Крыму"».
В Крыму, когда менялись власти почти ежедневно, с мешком на плечах появился знакомый член Государственной думы Радаков. Сказал, что продал имение и что деньги в мешке, но они уже не годны ни на что, кроме как на растопку.
В самые суровые, голодные годы «военного коммунизма» в числе нескольких других актеров меня пригласила слушать пьесу к себе домой какая-то дама. Шатаясь от голода, в надежде на возможность выпить сладкого чая в гостях, я притащилась слушать пьесу. Странно было видеть в ту пору толстенькую, кругленькую женщину, которая объявила, что после чтения пьесы будет чай с пирогом. Пьеса оказалась в пяти актах. В ней говорилось о Христе, который ребенком гулял в Гефсиманском саду. В комнате пахло печеным хлебом, это сводило с ума. Я люто ненавидела авторшу, которая очень подробно, с длинными ремарками описывала времяпрепровождение младенца Христа. Толстая авторша во время чтения рыдала и пила валерьянку. А мы все, не дожидаясь конца чтения, просили сделать перерыв в надежде, что в перерыве угостят пирогом. Не дослушав пьесу, мы рванули туда, где пахло печеным хлебом. Дама продолжала рыдать и сморкаться во время чаепития. Впоследствии это дало мне повод сыграть рыдающую сочинительницу в инсценировке рассказа Чехова «Драма». Пирог оказался с морковью. Это самая неподходящая начинка для пирога. Было обидно. Хотелось плакать.
Я не уверена в том, что все мы выжили бы (а было нас четверо), если бы о нас не заботился Макс Волошин. С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету маленькие рыбешки, называемые камсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая, им в аптеке. Рыбешек жарили в касторке. Это издавало такой страшный запах, что я, теряя сознание от голода, все же бежала от этих касторовых рыбок в соседний двор. Помню, как он огорчался этим. И искал новые возможности меня покормить.
«Благодарю судьбу... за дивного старика-композитора Спендиарова. Старик этот был такой восхитительный, трогательный. И вот он приехал в Крым. Ему дали мой адрес. Он постучал в дверь. Я не знала его в лицо, он сказал: "Я Спендиаров, приехал устраивать концерт, семья голодает". - "Чем я могу вам помочь?" Я побежала к комиссару. "Знаменитый композитор, он голодает!" А уже подходили белые. И по городу были развешаны листовки: "Бей жидов, спасай Россию!" Был концерт. Сидели три человека. Бесстрашные. Моя театральная учительница Вульф. Ее приятельница. И я. Он пришел после концерта и ночевал у нас. Сияющий. Счастливый. И сказал: "Я так счастлив! Какая была первая скрипка, как он играл хорошо!" По молодости и глупости я сказала: "Но ведь сборов нет". Он: "У меня еще есть золотые часы с цепочкой. Помогите продать, чтобы заплатить музыкантам".
Опять побежала к комиссару. Он был озабочен. Я уже видела, что он укладывается. "Сбора не было, товарищ комиссар. Старичок уезжает ни с чем - дать бы пуд муки, пуд крупы..." Я написала обо всем этом дочери Спендиарова, когда она собирала материал для книги об отце в серию "Жизнь замечательных людей". Она ответила: "Все, что вы достали папе, у него в поезде украли"».
Ташкент в годы эвакуации
Раневская в Ташкенте очень сблизилась с Анной Ахматовой: «...В первый раз, придя к ней в Ташкенте, я застала ее сидящей на кровати. В комнате было холодно, на стене следы сырости. Была глубокая осень, от меня пахло вином.
Я буду вашей madame de Lambaille, пока мне не отрубили голову - истоплю вам печку.
У меня нет дров, - сказала она весело.
Я их украду.
Если вам это удастся - будет мило.
Большой каменный саксаул не влезал в печку, я стала просить на улице незнакомых людей разрубить эту глыбу. Нашелся добрый человек, столяр или плотник, у него за спиной висел ящик с топором и молотком. Пришлось сознаться, что за работу мне нечем платить. "А мне и не надо денег, вам будет тепло, и я рад за вас буду, а деньги что? Деньги это еще не все". Я скинула пальто, положила в него краденое добро и вбежала к Анне Андреевне.
А я сейчас встретила Платона Каратаева.
Расскажите...
"Спасибо, спасибо", - повторяла она. Это относилось к нарубившему дрова. У нее оказалась картошка, мы ее сварили и съели.
Никогда не встречала более кроткого, непритязательного человека, чем она...»
Еще об Ахматовой: «...В Ташкенте она звала меня часто с ней гулять. Мы бродили по рынку, по старому городу. Ей нравился Ташкент, а за мной бежали дети и хором кричали: "Муля, не нервируй меня". Это очень надоедало, мешало мне слушать ее. К тому же я остро ненавидела роль, которая дала мне популярность. Я сказала об этом Анне Андреевне. "Сжала руки под темной вуалью" - это тоже мои Мули", - ответила она. Я закричала: "Не кощунствуйте!"»
Раневская вспоминала: «Есть такие, до которых я не смею дотронуться, отказалась писать о Качалове, а уж об А.А. подавно. В ней было все. Было и земное, но через божественное... Однажды я рассказала ей, как в Крыму, где я играла в то лето в Ялте - было это при белых, - в парке, в киоске сидела толстая пожилая поэтесса. Перед ней лежала стопка тонких книжек ее стихов. "Пьяные вишни" назывались стихи, и посвящались стихи "прекрасному юноше", который стоял тут же, в киоске. Герой, которому посвящались стихи, был косой, с редкими прядями белесых волос. Стихи не покупали. Я рассказала Ахматовой, смеясь, о даме со стихами. Она стала мне выговаривать: "Как вам не совестно! Неужели вы ничего не предпринимали, чтобы книжки покупали ваши знакомые? Неужели вы только смеялись? Ведь вы добрая! Как вы могли не помочь!" Она долго сердилась на меня за мое равнодушие к тому, что книги не покупали. И что дама с ее косым героем книги относила домой».
Из рассказа Марианны Таврог: «В годы войны Московская киностудия эвакуировалась в Алма-Ату, где оказалось немало выдающихся актеров: М. Ладынина, Н. Черкасов... Помощником режиссера был молодой Эльдар Рязанов, к которому Сергей Михайлович благоволил. Ему и поручили кинопробы для будущего фильма. На роль Ефросиньи (в порядке кинопробы) Эльдар Рязанов снял сначала Серафиму Бирман, но вдруг пронеслись слухи, что Эйзенштейн на эту же роль пригласил Раневскую. Вскоре я увидела Фаину Георгиевну, как это чаще всего бывает, на алма-атинском базаре. Впрочем, мы тогда знакомы не были. Но не узнать ее я не могла. Я тогда отважилась спросить у нее: "А Ефросинью в ‘Грозном’ будете играть вы?" Надо было видеть взгляд, которым удостоила меня Фаина Георгиевна. "Вы считаете, что я так похожа на русскую княгиню?! Как ни странно, я впервые в жизни хочу сыграть мужскую роль, и, конечно же, Ивана Грозного! Посмотрите на мой профиль: разве я не похожа на него?" - насмешливо произнесла Раневская. После такого ответа у меня отпало всякое желание продолжать разговор. Немного погодя, там же, на базаре, я услышала, что Раневскую на роль Ефросиньи не утвердил то ли худсовет, то ли вмешательство Большакова - "у Раневской слишком семитская внешность, поэтому на роль Ефросиньи она никак не подойдет"».
После войны
Раневская вспоминала: «Вскоре после войны приехала в Ленинград. Меня встретили на вокзале Ольга Берггольц и Ахматова, которую предупредила телеграммой о дне и часе прихода поезда. Выйдя из вагона, я встала на колени и заплакала. Ольга сказала: "Так надо теперь приезжать в наш город". Ольга была еще блокадная - худущая, бледно-серая. Анна Андреевна - как всегда величественная. Ахматова считала ее необыкновенно талантливой. Ахматова говорила: "Беднягушка Оля, беднягушка". Она очень ее любила».
На съемках фильмов
Рассказывают о «скандале», возникшем между Раневской и Гариным во время съемок «Золушки». Однажды Эраст Гарин появился в гримерке Раневской в одних кальсонах - то ли по рассеянности, то ли от усталости. Фаина Георгиевна, узрев его, воскликнула: «Хераст, ты - хам!» - и влепила пощечину. Гарин так обиделся, что сбежал со съемочной площадки, но не забыв при этом накинуть королевскую мантию. «Наш король не гол, он в кальсонах», - шептались по этому поводу в съемочной группе. Вскоре беглого короля нашли в находящейся неподалеку пивной в компании с Меркурьевым.
На гастролях
Гастроли в Одессе. Раневская записала: «Одесса. 49 год. Осень. В Москве можно выйти на улицу одетой, как бог даст, и никто не обратит внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение - это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных домах. Всех огорчает моя чудовищная "скупость" - ибо в бедность никто не верит».
Валентин Маркович Школьников, директор-распорядитель Театра имени Моссовета, вспоминал: «На гастролях в Одессе. Встреча на улице. Одесситка долго бежала за нами, а потом спрашивает: "Ой, ви - это она?" Раневская спокойно отвечает своим басовитым голосом: "Да, я - это она"».
На гастролях с Раневской всегда случалось непредвиденное. Так, в Ленинграде в 1950 году ей был предложен роскошный номер в «Европейской» с видом на Русский музей, сквер, площадь Искусств. Раневская охотно заняла его и несколько дней в хорошем расположении духа принимала своих ленинградских друзей, рассказывала анекдоты, обменивалась новостями, ругала власть и чиновников. Через неделю к ней пришел администратор и очень вежливо предложил переехать в такой же номер на другой этаж. «Почему? - возмутилась Фаина Георгиевна. - Номеров много, а Раневская у вас одна». - «Да, да, - лепетал администратор, - но мы очень вас просим переехать, там вам будет удобнее». - «Мне и здесь хорошо», - отказалась Фаина Георгиевна. Пришел директор «Европейской» и, включив воду в ванной, объяснил, что ждет на днях высокое духовное лицо, этот номер в гостинице единственный, оборудованный прослушивающим устройством. После этого Фаина Георгиевна моментально переехала и не спала на новом месте оставшиеся ночи, вспоминая свои высказывания в прежнем номере и размышляя о том, что с ней теперь будет.
Алексей Щеглов вспоминал об азартности Раневской: «В свободный день Фаина Георгиевна решила поехать со мной на ипподром. Очевидно, она задумала эту акцию еще в Москве, ведь мы жили на Беговой, рядом с ипподромом, но в 1949 году он сгорел и был надолго закрыт. Как всегда, Фуфа хотела сделать своему "эрзац-внуку" подарок. Довольно быстро насладившись видом лошадей, Раневская вошла в азарт и стала делать ставки на различные номера в заездах, все больше втягиваясь и раз от разу проигрывая все больше. Кончилось тем, что мы в чужом городе, далеко от дома, остались без единой копейки, и Раневская ехала со мной на трамвае "зайцем", ни жива ни мертва от страха в ожидании контролера.
В тот приезд во Львов у Раневской, впрочем, как обычно, была бессонница. Она рассказывала об одном из эпизодов ее ночных бдений: выйдя однажды на балкон гостиницы, Фаина Георгиевна с ужасом обнаружила светящееся неоновыми буквами огромных размеров неприличное существительное на букву «е». Потрясенная ночными порядками любимого города, добропорядочно соблюдавшего моральный советский кодекс днем, Раневская уже не смогла заснуть и лишь на рассвете разглядела потухшую первую букву «м» на вывеске мебельного магазина, написанной по-украински: "Мебля"».
В театре
«Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: "Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея..." После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены».
«Белую лисицу, ставшую грязной, я самостоятельно выкрасила в чернилах. Высушив, решила украсить ею туалет, набросив лису на шею. Платье на мне было розовое с претензией на элегантность. Когда я начала кокетливо беседовать с партнером в комедии "Глухонемой" (партнером моим был актер Ечменев), он, увидев черную шею, чуть не потерял сознание. Лисица на мне непрестанно линяла. Публика веселилась при виде моей черной шеи, а с премьершей театра, сидевшей в ложе, моим педагогом, случилось нечто вроде истерики... И это был второй повод для меня уйти со сцены».
Раневская долгие годы работала в театре им. Моссовета. Однако отношения с главным режиссером у нее не сложились, и Завадскому частенько доставалось от ее острого языка. Как-то Завадский, который только что к своему юбилею получил звание Героя Социалистического Труда, опаздывал на репетицию. Ждали долго. Наконец, не выдержав, Раневская спросила с раздражением:
Ну, где же наша Гертруда?
Драматург Иосиф Леонидович Прут вспоминал: «Однажды на репетиции Завадский, раздраженный тем, что одному из ведущих актеров не удавалось выполнить его режиссерское задание, вскочил и с криком "Пойду и повешусь!" выбежал из зрительного зала. Испуганный этим поступком, начальник ЦТКА Владимир Евгеньевич Месхетели схватил меня и Фаину Георгиевну Раневскую за руки, умоляя: "Дорогие! Спасите его! Верните!" Я не успел еще отреагировать, как эта великая актриса, которая была еще и великим психологом, совершенно спокойно, чуть заикаясь, проговорила: "Не волнуйтесь! Он вернется... сам. Юрий Александрович в это время всегда посещает... туалет"».
Раневская говорила о себе и славе: «Я часто думаю о том, что люди, ищущие и стремящиеся к славе, не понимают, что в так называемой славе гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре. Это происходит от того, что человека, пользующегося известностью, считают счастливым, удовлетворенным, в действительности все наоборот. Любовь зрителя несет в себе какую-то жестокость. Я помню, как мне приходилось играть тяжело больной, потому что зритель требовал, чтобы играла именно я. Когда в кассе говорили "она больна", публика отвечала: "А нам какое дело? Мы хотим ее видеть и платим деньги, чтобы ее посмотреть". А мне писали дерзкие записки: "Это безобразие! Что это Вы надумали болеть, когда мы так хотим Вас увидеть?" Ей-богу, говорю сущую правду. И однажды, после спектакля, когда меня заставили играть "по требованию публики" очень больную, я раз и навсегда возненавидела свою "славу"».
Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Завадскому это надоело, и он попросил актеров о том, чтобы, если Раневская еще раз опоздает, просто ее не замечать.
Вбегает, запыхавшись, на репетицию Фаина Георгиевна:
Здравствуйте!
Все молчат.
Здравствуйте!
Никто не обращает внимания. Она в третий раз:
Здравствуйте!
Опять та же реакция.
Ах, нет никого?! Тогда пойду поссу.
Весной 1955 года в Москву приезжал со своим театром Бертольд Брехт. Он побывал в Театре имени Моссовета и похвалил игру актрисы Раневской, порекомендовав ей играть мамашу Кураж. Когда театр Брехта, уже после его смерти, приехал в Москву еще раз, вдова драматурга Елена Вейгель поинтересовалась у Раневской, почему та не играет Кураж. Как-никак сам Брехт благословил, а Завадский обещал ему... Ни Брехт, ни его вдова, разумеется, не могли догадываться о том, как обстоит дело с ролями для Раневской в театре Завадского. После долгой паузы Раневская ответила, что у нее нет своего театра, а у Завадского плохая память, и на этом разговор закончился.
Соседи
«Стук в дверь. Утро раннее, очень раннее. Вскакиваю в ночной рубахе.
Кто там?
Я, Твардовский. Простите...
Что случилось, Александр Трифонович?
Откройте.
Открываю.
Понимаете, дорогая знаменитая соседка, я мог обратиться только к вам. Звоню домой - никто не отвечает. Понял - все на даче. Думаю, как же быть? Вспомнил, этажом ниже - вы. Пойду к ней, она интеллигентная. Только к ней одной в этом доме. Понимаете, мне надо в туалет...
Глаза виноватые, как у напроказившего ребенка. Потом я кормила его завтраком. И он говорил: почему у друзей все вкуснее, чем дома?»
Гости
Со Старопименовским переулком связано имя давнего друга Раневской - Александра Александровича Румнева, снимавшегося вместе с ней в сцене бала в фильме «Золушка», искусного графика и изысканного кавалера. Раневская называла его «Последний котелок Москвы». Он часто приходил к Фаине Георгиевне в ее полутемную комнату, они долго беседовали, он садился рядом и рисовал в своей тонкой, карандашной манере; часто засиживался допоздна. По меркам Лизы, обстановка была интимная. Раневская рассказывала, как однажды Лиза выразила ей своей протест: «Фаина Георгиевна, что же это такое?! Ходить-ходить, на кровать садиться, а предложения не делает?!»
Деньги
«Деньги мешают, и когда их нет, и когда они есть. Вещи покупаю, чтобы дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я», - говорила Раневская. Она могла раздать в театре весь гонорар.
Многие современники Фаины Георгиевны знали ее как вспыльчивого, порой капризного, часто язвительного человека. Но никто и никогда не знал ее скупердяйкой и жадиной. О доброте и щедрости Раневской до сих пор многие вспоминают со слезами на глазах. Говорили, что любой бедный человек мог подсесть к ней в транспорте и, попросив денег, тут же их получить. Ей должны были все актеры, и о долгах этих она никогда не вспоминала. При этом Фаина Раневская жила очень скромно. Единственная роскошь, которую она себе позволяла, - это, нежась в ванне, пить чай из самовара. Раневская всю жизнь спала на узенькой тахте. Приобретенную однажды шикарную двуспальную кровать подарила на свадьбу своей домработнице Лизе. Фаина Георгиевна, как могла, всячески старалась преодолеть быт. Уборка, еда, одежда - все это было для нее тяжким испытанием.
У Раневской часто сменялись домработницы. Они были ее бесконечным кошмаром. Приходили в дом, как завоеватели, и уходили, как мародеры с поля боя. Лиза была, пожалуй, самой яркой из них.
Что сегодня на обед? - интересуется Фаина Георгиевна у Лизы, когда та возвращается из магазина.
Детское мыло и папиросы купила.
А что к обеду?
Вы очень полная, вам не надо обедать, лучше в ванне купайтесь.
А где сто рублей?
Ну вот детское мыло, папиросы купила.
У меня есть зубная паста.
Я в запас, скоро ничего не будет, ей-богу, тут конец света на носу, а вы сдачи спрашиваете.
Фаина Георгиевна позволяла себя обманывать и обкрадывать, философски считая, что кому-то, возможно, ее материальные блага нужнее. Лиза бесконечное количество раз прощалась и вновь пользовалась добротой своей хозяйки. Так, однажды в гости к Раневской пришла Любовь Орлова в шикарной норковой шубе. Домработница актрисы, одержимая страстью найти себе спутника жизни, упросила Фаину Георгиевну, пока Орлова у нее в гостях, разрешить надеть эту шубу, чтобы произвести впечатление на очередного поклонника. Раневская разрешила, в чем потом горько раскаялась, поскольку Лизавета прогуляла аж три часа, а Любовь Орлова так и не поняла, почему Фаина Георгиевна столь настойчиво уговаривала ее посидеть еще.
Марина Неелова говорила: «Когда я уходила из ее квартиры, то должна была проверить свои карманы, потому что она норовила засунуть тебе духи, салфеточки. У Фаины Георгиевны была потребность делиться. Дверь в ее квартиру была открыта днем и ночью. Этим пользовались «добрые люди».
Раневской деньги нужны были главным образом для того, чтобы отдавать их другим. Она не просто любила делать подарки, она не могла без этого жить. Дарить - это было основное качество Фаины Георгиевны. «Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства», - говорила великая актриса. Она так и не научилась извлекать выгоду. «У меня хватило ума глупо прожить жизнь», - как-то записала она.
Ее любовь к людям порой была поистине безграничной. «Когда закончились съемки «Золушки», я сразу получила какую-то большую сумму денег, - вспоминала Раневская. - То есть не большую, деньги тогда были дешевы, а просто очень толстую пачку. Это было так непривычно. Так стыдно иметь большую пачку денег. Я пришла в театр и стала останавливать разных актеров. Вам не нужно ли штаны купить? Вот, возьмите денег на штаны. А вам материя не нужна? Возьмите денег! И как-то очень быстро раздала все. Тогда мне стало обидно, потому что мне тоже была нужна материя. И к тому же почему-то вышло так, что я раздала деньги совсем не тем, кому хотела, а самым несимпатичным».
Похоронные принадлежности
Раневская получила новую квартиру. Друзья перевезли ее, помогли устроиться, расставили мебель. Потом развесили вещи по шкафам, разложили по ящикам и собрались уходить. Вдруг Раневская заголосила: «Боже мой, где мои похоронные принадлежности! Куда вы положили мои похоронные принадлежности! Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, могут понадобиться в любую минуту!» Она так горевала, что все просто кинулись искать эти «похоронные принадлежности»: выдвигали ящики, заглядывали в шкафы, толком не понимая, что, собственно, следует искать. Вдруг Раневская радостно возгласила: «Слава Богу, нашла!» И торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» - коробочку со своими орденами и медалями.
Подарки
Раневская часто заходила в буфет и покупала конфеты или пирожные. Hо не для себя. С ее страшным диабетом ей это было противопоказано. Сладости она покупала чтобы угостить кого-нибудь из друзей-актеров.
Однажды в будете она подошла к актрисе Варваре Сошальской:
Вавочка!, - пробасила она нежно, - позвольте подарить вам этот огурец!
Фуфочка! - так звали Раневскую близкие, - с восторгом приму! - Только вы уж, пожалуйста, скажите к нему что-нибудь со значением!
Вавочка, дорогая, - снова начала Раневская, - я, старая хулиганка, дарю вам огурец. Он большой и красивый. Хотите ешьте, хотите живите с ним!
КГБ
Раневская очень боялась, что ей могут предложить сотрудничать с КГБ - это в то время было распространено. Как отказаться, как быть? Один ее знакомый посоветовал в случае, если такое предложение поступит, сказать, что она кричит во сне. Тогда она не подойдет для сотрудничества и предложение будет снято. Однажды, когда Фаина Георгиевна работала в Театре имени Моссовета, к ней обратился парторг театра с предложением вступить в партию. «Ой, что вы, голубчик! Я не могу, я кричу во сне!» - воскликнула бедная Раневская. Слукавила она или действительно перепутала эти департаменты, бог знает!
Протеже
Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время был ректором Театрального училища имени Щепкина. Однажды звонит ему Раневская: «Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю - очень талантливый, очень, очень! Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик!..» Рекомендация Раневской дорого стоила - Новохижин обещал «лично проследить».
После прослушивания «гениального мальчика» Новохижин позвонил Раневской. «Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли... Не знаю даже, как и сказать...» И тут же услышал крик Раневской: «Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня все просят, никому не могу отказать!»
Здоровье
Однажды на гастролях с Раневской случился сердечный приступ. Хорошо хоть не во время спектакля, а на репетиции. К чести Завадского надо сказать, что он не стал дожидаться приезда «скорой помощи», а в считаные минуты нашел машину с шофером, и сам лично повез ее в больницу, где сдал на руки врачам и терпеливо дожидался, пока актрисе окажут необходимую помощь (от госпитализации Раневская наотрез отказалась). Раневской сделали несколько уколов, и вскоре ей стало лучше. Завадский помог ей усесться в машину, сам сел на переднее сиденье и, обернувшись, поинтересовался диагнозом. Раневская ответила, что у нее нашли грудную жабу (так по старинке называли стенокардию). Юрий Александрович страшно огорчился, повздыхал, поохал, посочувствовал и буквально сразу же, засмотревшись на пейзаж за окном машины, мелодично запел: «Грудна-а-я жа-а-ба, гру-у-удна-а-я жа-а-аба...» Фаина Георгиевна была слегка шокирована подобным поведением своего режиссера и по возвращении рассказала историю с пением коллегам. «Ну, какая вы, право, Фаина Георгиевна, - упрекнула ее услышавшая эту историю актриса Ия Саввина, - разве кто другой из ныне живущих "гениев-режиссеров" лично повез бы вас в больницу?» «А я разве что-нибудь говорю? - вздохнула Раневская. - Я ведь только в самом положительном смысле».
Феномен
На радио записывали передачу с участием Раневской. Во время записи Фаина Георгиевна произнесла фразу со словом «феномЕн». Запись остановили.
В чем дело? - чуть заикаясь и пуча глаза, спросила Раневская.
Стараясь выправить ситуацию ведущая сказала:
Знаете, Фаина Георгиевна, они тут говорят, что надо произносить не феномЕн, а фенОмен, такое современное ударение...
А, хорошо, деточка, включайте.
Запись пошла и Раневская четко и уверенно произнесла:
ФеномЕн, феномЕн, и еще раз феномЕн! А кому нужен фенОмен, пусть идет в жопу!!
Возраст
Как-то в скверике у дома к Раневской обратилась какая-то женщина:
Извините, ваше лицо мне очень знакомо. Вы не артистка?
Раневская резко парировала:
Ничего подобного, я зубной техник.
Женщина, однако, не успокоилась, разговор продолжался, зашла речь о возрасте, собеседница спросила Фаину Георгиевну;
А сколько вам лет?
Раневская гордо и возмущенно ответила:
Об этом знает вся страна!
В театре им. Моссовета с огромным успехом шел спектакль «Дальше - тишина». Главную роль играла уже пожилая Раневская. Как-то после спектакля к ней подошел зритель и спросил:
Простите за нескромный вопрос, а сколько вам лет?
В субботу будет 115, - тут же ответила актриса.
Поклонник обмер от восторга и сказал:
В такие годы и так играть!
Роли старух - амплуа Фаины Раневской, никогда не скрывавшей своего истинного возраста. Порой она жалела об этом. Говорила: «Когда ввели паспорта, Любочка (имелась в виду Любовь Орлова) не зевала - сбросила себе десять лет, а я, представьте себе, дала маху».
Яйца
Во время войны не хватало многих продуктов, в том числе и куриных яиц. Для приготовления яичницы и омлетов пользовались яичным порошком, который американцы поставляли в Россию по ленд-лизу. Народ к этому продукту относился недоверчиво, поэтому в прессе постоянно печатались статьи о том, что порошок очень полезен, а натуральные яйца, наоборот, очень вредны. Война закончилась, появились продукты, и яйца стали возникать на прилавках всё чаще. В один прекрасный день несколько газет поместили статьи, утверждающие, что натуральные яйца очень полезны и питательны. Говорят, в тот вечер Раневская звонила друзьям и сообщала: «Поздравляю, дорогие мои! Яйца реабилитировали».
Закон Архимеда
Раневская, как и очень многие женщины, абсолютно не разбиралась в физике, и однажды вдруг заинтересовалась, почему железные корабли не тонут.
Как же это так? - допытывалась она у одной своей знакомой, инженера по профессии. - Железо ведь тяжелее воды, отчего же тогда корабли из железа не тонут?
Тут все очень просто, - ответила та. - Вы ведь учили физику в школе?
Не помню.
Ну, хорошо, был в древности такой ученый по имени Архимед. Он открыл закон, по которому на тело, погруженное в воду, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды...
Не понимаю, - развела руками Фаина Георгиевна.
Ну вот, к примеру, вы садитесь в наполненную до краев ванну, что происходит? Вода вытесняется и льется на пол... Отчего она льется?
Оттого, что у меня большая жопа! - догадалась Раневская, начиная постигать закон Архимеда.
Жизнь этой великой актрисы состоит из множества интересных событий, незаурядных случаев и ярких моментов. Ее биография насыщена колоритными фактами, которые напоминают анекдоты, а афоризмы талантливой самобытной женщины цитируются до сих пор. Эта удивительная личность – Фаина Раневская .
1. Родилась будущая актриса в богатой еврейской семье в Таганроге. Девочка появилась на свет 27 августа 1896 года. Ее отец, Гирш Хаимович Фельдман, был хозяином фабрики красок, имел во владении пароход «Святой Николай», магазин стройматериалов, несколько домов. Кроме того, он основал приют для пожилых евреев и выполнял обязанности старосты синагоги. Мать, Милка Рафаиловна урожденная Заговайлова, занималась домашним хозяйством и воспитывала пятерых детей.
2. Настоящее имя будущей звезды – Фанни Гиршевна Фельдман. Впоследствии от друзей она получила прозвище Фуфа Великолепная. Интересно, что представлялась Фаиной Георгиевной, хотя по документам была Григорьевной. С присущим ей юмором говорила, что ей приятнее в качестве отчества имя Георгия Победоносца, а не Григория Отрепьева.
3. Поначалу обучалась в женской гимназии, однако учебу там не завершила. Впрочем, домашнее образование она получила приличное, овладев иностранными языками, музыкой, пением.
4. Удивительно, но Фанни была очень стеснительной девочкой. Волнуясь, она начинала заикаться, что помешало ей при сдаче экзаменов в несколько театральных школ. Хотя театр был ее главным увлечением с 14 лет.
5. В 1915 уехала в Москву, где впервые встретилась со знаменитым актером В. Качаловым, который буквально очаровал ее своей игрой, познакомилась с В. Маяковским, М. Цветаевой, О. Мандельштамом, А. Ахматовой.
6. Кстати, и впоследствии с Цветаевой Раневская была в дружеских отношениях, помогала ей. Рассказывали, как однажды, зайдя к поэтессе, которая только что вернулась из эмиграции, с пачкой денег после зарплаты в театре, отдала их Марине Ивановне, а сама продала свое кольцо, для того, чтобы прокормиться. Впоследствии Раневская говорила, что была счастлива, не успев поделить пачку.
7. Так и не получив полноценного театрального образования, работала сначала в провинциальных театрах Подмосковья, Керчи, Феодосии, Ростова-на-Дону, Баку, Архангельска, Смоленска, Сталинграда, а затем Москвы. Дольше всего актриса служила в столичном Театре имени Моссовета.
8. Свой псевдоним Фаина, работавшая тогда в подмосковном Малаховском театре, выбрала потому, что чем-то была похожа на чеховскую героиню из «Вишневого сада». Сама же актриса говорила, что она Раневская, ибо всегда что-нибудь роняет, включая деньги.
9. Стеснительность со временем прошла, а вот заикание осталось, но только в быту, а не на сцене. Фаина Георгиевна, имея довольно сложный характер, тяжело сходилась с людьми. В течение жизни она сменила множество театров, но причиной этого был ее яркий талант, которому завидовали многие, и прямолинейность актрисы.
10. Во время Великой Отечественной войны находилась в эвакуации в Ташкенте. Возвратившись в Москву, играла в столичных театрах драмы, имени Пушкина, имени Моссовета. В последнем служила дольше всего, частенько конфликтуя с главным режиссером Ю. Завадским на почве несходства их творческих методов, что отразилось в анекдотах и фольклорных рассказах.
11. В кинематограф актриса пришла в 1934, снявшись в роли госпожи Луазо в еще немом фильме М. Ромма «Пышка». Однако всесоюзная популярность пришла к Раневской после комедии 1939 года «Подкидыш», где она талантливо воплотила образ самоуверенной, имеющей мужа-подкаблучника женщины. Возможно, что и знаменитую фразу «Муля, не нервируй меня», которая затем сопровождала артистку всю жизнь и была ею ненавидима, придумала она же. Существует легендарная история, что генеральный секретарь ЦК КПСС Л. Брежнев, награждая талантливую женщину орденом Ленина, не удержался и пошутил, упомянув Мулю. На это Фаина Георгиевна ответила, что к ней так обращаются уличные мальчишки. Генсек смутился, принес извинения и сказал, что высоко ценит ее как актрису.
12. У нее была мечта – сыграть у великого режиссера С. Эйзенштейна. Артистку даже утвердили в 1944 на роль Ефросиньи Старицкой в киноленте «Иван Грозный». Однако, вероятнее всего, из-за «пятого пункта в паспорте» этот образ воплотила С. Бирман, «молдаванка» по документам.
13. Своей лучшей ролью считала Мачеху в фильме-сказке по сценарию Е. Шварца «Золушка». Всего же она снялась в 25 кинокартинах.
14. Актрису приглашали и для озвучивания мультипликационных фильмов. К примеру, ее неподражаемый голос, которым разговаривает «домомучительница» Фрекен Бок, звучит в мультфильме «Карлсон вернулся». Озвучивать этот персонаж артистка не хотела, считая его некрасивым. Однако ее уговорили, сказав, что Фрекен Бок понравится детям. Так и произошло.
15. Раневская часто гастролировала. Однажды в 1950 в Ленинграде она поселилась в роскошном номере гостиницы «Европейской» с прекрасными видами из окна. Сюда приходили ее ленинградские приятели, на встречах с которыми актриса рассказывала анекдоты, ругала власть. Спустя неделю ей предложили переехать на другой этаж. Естественно, Фаина Георгиевна возмутилась. Администратор вынужден был ответить, что это единственный номер, который оснащен прошивающей аппаратурой. Конечно же, Раневская сразу же переехала, но сильно переживала, размышляя о своей дальнейшей судьбе. К счастью, ничего не произошло.
16. В начале 1960-х служила в театре имени А. С. Пушкина, куда пришел молодой артист В. Высоцкий. Актрисе он стал импонировать буквально сразу. Она оберегала его, как могла. Однажды даже спасла Владимира от увольнения во время его очередного запоя. Раневская смогла убедить руководство оставить его в театре, несмотря на то, что он в течение нескольких недель не был на работе.
17. Актриса жила одиноко, не имея ни мужа, ни детей. Она целиком посвятила свою жизнь творчеству. Правда, в 1960-е в течение четырех лет вместе с ней проживала родная сестра Изабелла. Она приехала из эмиграции после смерти супруга к единственному близкому для нее человеку. В квартире Раневская выделила ей отдельную комнату.
18. Фаина Георгиевна часто садилась на вегетарианскую диету, объясняя это тем, что не может есть мясо. По словам актрисы, ее преследовали мысли, что оно смотрело, любило, ходило. Однако она, называя себя нормальной психопаткой, никогда не критиковала людей, любящих мясо.
19. В какой-то момент одиночество стало невыносимым, поэтому Раневская довольно долгий период жила у своей приятельницы Павлы Вульф, внука которой считала своим. Однако жить в чужом доме, старея, оказалось тяжело, поэтому она вновь осталась одна.
20. Раневская постоянно нанимала домработниц для ведения домашнего хозяйства, потому что по рассеянности и из-за неумения считать «дурацкие деньги» с бытом справиться не могла.
22. Жила Фаина Георгиевна в квартире высотного дома, расположенного на Котельнической набережной, окна которой выходили во внутренний дворик с выходом из кинотеатра и местом разгрузки хлебных фургонов. Можно представить, как надоедали ей крепкие выражения грузчиков и шум толп зрителей, выходивших из «Иллюзиона». Раневская жаловалась, что живет над хлебом и зрелищем.
23. Любовь к актрисе была поистине всенародной. Ее любили и малыши, и взрослые, узнавая на улице. По воспоминаниям О. Аросевой, однажды, будучи уже пожилой женщиной, Раневская упала. Но и здесь она своим неповторимым голосом, с неподражаемым чувством юмора, лежа на тротуаре, потребовала поднять ее, потому что народные артистки на улице не валяются.
24. Настоящим верным другом для стареющей Раневской стал безродный пес по кличке Мальчик. Эту беспородную собаку с большим животом и лысеющим хвостом актриса подобрала на улице. Животное стало для нее тем существом, которому женщина отдала всю нерастраченную любовь. Мальчик отвечал ей обожанием, всегда радуясь ее приходу домой. Порой актриса приводила пса на репетицию, потому что дома он скулил и плакал. Собака после смерти Фаины Георгиевны прожила шесть лет у приятельницы актрисы, попытавшейся заменить ему хозяйку.
25. Через год после ухода со сцены Раневская умерла. Случилось это в середине лета 1984 в столичной Кунцевской больнице. Диагноз – инфаркт и воспаление легких. Похоронили ее на Новом Донском кладбище рядом с сестрой Изабеллой. Почитатели таланта до сих пор несут на ее могилу букеты живых цветов.
А еще: В 1992 в английской энциклопедии «Кто есть кто» зафиксировано, что Фаина Раневская – одна из 10 наиболее выдающихся мировых актрис.
В 1917 году,
когда вся её семья
выехала за границу,
двадцатилетняя Фаина, отравленная любовью к театру,
отказалась эмигрировать и осталась
в России.,
одна-одинёшенька, без родителей, без родных и близких.
Так и прожила
все эти годы, оторванная от семьи.
В конце пятидесятых, её отыскали
родственники и она
смогла выехать в Румынию
и повидалась
с матерью,
с которой
рассталась сорок лет назад. Сестра Изабелла жила в Париже.
После смерти мужа её материальное
положение ухудшилось и она
решила переехать к знаменитой
сестре, которая, как она предполагала, при всех её званиях
и регалиях,
купается в роскоши.
Обрадованная, что в её жизни
появится первый родной человек, Раневская развила бурную деятельность и добилась
разрешения для сестры вернуться в СССР.
Счастливая, она встретила её, обняла, расцеловала и повезла
домой. Они подъехали
к высотному
дому на Котельнической
набережной.
– Это мой дом, – с гордостью
сообщила Фаина Георгиевна сестре.
Изабелла не удивилась:
именно в таком
доме должна жить её знаменитая
сестра. Только поинтересовалась:- У тебя здесь апартаменты или целый этаж?
Когда Раневская завела её в свою
малогабаритную двухкомнатную квартирку, сестра удивлённо спросила:
– Фаиночка, почему ты живёшь
в мастерской
а не на вилле?
Находчивая Фаина Георгиевна объяснила:
– Моя вилла ремонтируется.
Но парижскую гостью это не успокоило.
– Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней
«жилых» метров?
– Целых двадцать семь, – гордо сообщила Раневская.
– Но это же
тесно! – запричитала Изабелла. – Это же
нищета!
– Это не нищета!
– разозлилась Раневская, – У нас это считается хорошо. Этот дом
– элитный. В нём
живут самые известные люди: артисты, режиссёры, писатели. Здесь живет сама Уланова!
Фамилия Уланова подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной
ей комнатушке.
Но она
так и не смогла
понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный
магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам «побудку». А вечерами,
в десять,
в одиннадцать,
в двенадцать
оканчивались сеансы и толпы
зрителей вываливались из кинозала,
громко обсуждая просмотренный фильм -Я живу над «хлебом и зрелищами»,
– пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру
это не действовало.
За что тебя приговорили жить в такой
камере.. Ты, наверное, в чём-то
провинилась.
В первый же
день приезда, несмотря на летнюю
жару, Изабелла натянула фильдеперсовые чулки, надела шёлковое пальто, перчатки, шляпку, побрызгала себя «Шанелью», и сообщила
сестре:
– Фаиночка, – я иду
в мясную
лавку, куплю бон-филе
и приготовлю
ужин.
– Не надо! – в ужасе
воскликнула Раневская. В стране
царили процветающий дефицит и вечные
очереди – она понимала, как это подействует на неподготовленную
жительницу Парижа. – Не надо, я сама
куплю.
– Фаиночка, бон-филе
надо уметь выбирать, а я это
умею, – с гордостью
заявила Изабелла и направилась
к входной
двери. Раневская, как панфиловец на танк,
бросилась ей наперерез.
– Я пойду с тобой!
– Один фунт мяса выбирать вдвоём – это нонсенс! – заявила сестра и вышла
из квартиры.
Раневская сделала последнюю попытку спасти сестру от шока
советской действительности.
– Но ты же
не знаешь,
где наши магазины!
Та обернулась и со снисходительной
улыбкой упрекнула:
– Ты думаешь, я не смогу
найти мясную лавку
И скрылась в лифте.
Раневская рухнула в кресло,
представляя себе последствия первой встречи иностранки-сестры с развитым
советским социализмом.
Но говорят же,
что Бог помогает юродивым и блаженным:
буквально через квартал Изабелла Георгиевна наткнулась на маленький
магазинчик, вывеска над которым обещала «Мясные изделия». Она заглянула
во внутрь:
у прилавка
толпилась и гудела
очередь, потный мясник бросал на весы
отрубленные им хрящи и жилы,
именуя их мясом,
а в кассовом
окошке толстая кассирша с башней
крашенных волос на голове,
как собака из будки,
периодически облаивала покупателей.
Бочком, бочком Изабелла пробралась к прилавку
и обратилась
к продавцу:
– Добрый день, месье! Как вы себя
чувствуете
Покупатели поняли, что это цирк, причём, бесплатный, и, как в стоп-кадре,
все замерли и затихли.
Даже потный
мясник не донёс
до весов
очередную порцию «мясных изделий». А бывшая
парижанка продолжала:
-… Как вы спите,
месье… Если вас
мучает бессонница, попробуйте перед сном принять две столовых ложки коньячка, желательно «Хеннесси»… А как
ваши дети, месье Вы их не наказываете..
Нельзя наказывать детей – можно потерять духовную связь с ними.
Вы со мной
согласны, месье?
-Да, – наконец, выдавил из себя
оторопевший мясник и в подтверждение
кивнул.
– Я и не сомневалась.
Вы похожи
на моего
учителя словесности: у вас
на лице
проступает интеллект.
Не очень понимая, что именно проступает у него
на лице,
мясник, на всякий
случай, смахнул с лица
пот.- Месье, – перешла к делу
Изабелла Георгиевна, – мне нужно полтора фунта бон-филе.
Надеюсь, у вас
есть?
– Да, – кивнул месье мясник и нырнул
в кладовку.
Его долго
не было,
очевидно, он ловил
телёнка, поймал его, зарезал и приготовлял
бон-филе.
Вернулся уже со взвешенной
и завёрнутой
в бумагу
порцией мяса.
– Спасибо, – поблагодарила Изабелла. И добавила:
– Я буду приходить к вам
по вторникам и пятницам,
в четыре
часа дня. Вас это
устраивает?
-Да, -в третий
раз кивнул мясник.
Расплачиваясь в кассе,
Изабелла Георгиевна порадовала толстую кассиршу, указав на её обесцвеченные
перекисью волосы, закрученные на голове
в тяжёлую
башню:
– У вас очень модный цвет волос, мадам, в Париже
все женщины тоже красятся в блондинок.
Но вам
лучше распустить волосы, чтобы кудри лежали на плечах:
распущенные волосы, мадам, украсят ваше приветливое лицо.
Польщённая кассирша всунула два указательных пальца себе за обе
щеки и стала
с силой
растягивать их, пытаясь улыбнуться.
Когда, вернувшись домой, Изабелла развернула пакет, Фаина Георгиевна ахнула: такого свежайшего мяса она давно не видела,
очевидно, мясник отрезал его из своих
личных запасов.
– Бон-филе
надо уметь выбирать! – гордо заявила Изабелла.
С тех пор каждый вторник и каждую
пятницу она посещала «Мясные изделия». В эти
дни, ровно в четыре
часа, мясник отпускал кассиршу, закрывал магазин, вешал на дверь
табличку «Переучёт», ставил рядом с прилавком
большое старинное кресло, купленное в антикварном
магазине, усаживал в него
свою дорогую гостью, и она
часами рассказывала ему о парижской
жизни, о Лувре,
об Эйфелевой
башне, о Елисейских
полях… А он,
подперев голову ладонью, всё слушал её, слушал, слушал… И на лице
его вдруг появлялась неожиданная, наивная, детская улыбка…
– Я не знаю,
– заключил свою историю Яков Сегель, – поняла ли
Изабелла Георгиевна, в каком
спектакле она участвовала, но свою
роль она исполняла искренне и достоверно…
Добавлю от себя: но не долго. Очень скоро она тяжело заболела, умерла, и Фаина Георгиевна опять осталась одна. И теперь, после ощущения радости от присутствия рядом близкого, родного человека, она особенно остро почувствовала своё одиночество. Когда её заваливали букетами цветов, она грустно произносила: «Столько любви, а в аптеку сходить некому».
Фаина Раневская по натуре была женщина очень остроумная, и в её жизни часто случались довольно смешные и интересные ситуации, которые порой напоминают анекдоты. Раневская часто без усилий или желания кого-то удивить, очень естественным образом выдавала такие фразы или действия, которые вызывали улыбку и смех окружающих, а порой и обиду. Её юмор очень специфичен и скорее похож на сарказм. Сейчас уже сложно определить, какие из историй выдуманные, а какие реальные, но какие прошли творческую обработку передаваясь из уст в уста. Вот некоторые из них, а насколько они правдивые, уважаемый читатель, судить Вам….
- Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу - потому еще, что у меня его никогда не было, - заявила Раневская, упреждая возможные вопросы журналиста.
- Так что же, - не отстает журналист, - значит у вас совсем нет никаких недостатков?
- В общем, нет, - скромно, но с достоинством ответила Раневская.
И после небольшой паузы добавила:
- Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю...
Если женщина идет с опущенной головой - у неё есть любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой - у неё есть любовник! Если женщина держит голову прямо - у неё есть любовник! И вообще - если у женщины есть голова, то у неё есть любовник!
Раневская бывала порой замкнутой, порой - шумно-веселой, порой - благостно-добродушной. И всегда - непредсказуемой.
Если она хотела кому-то что-то сказать, то не отказывала себе в этом.
- Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, - говорила Раневская, - что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать!
Одной даме Раневская сказала, что та попрежнему молода и прекрасно выглядит.
- Я не могу ответить вам таким же комплиментом, - дерзко ответила та.
- А вы бы, как и я, соврали! - посоветовала Фаина Георгиевна.
В доме отдыха на прогулке приятельница проникновенно заявляет:
- Я обожаю природу.
Раневская останавливается, внимательно осматривает ее и говорит:
- И это после того, что она с тобой сделала?
Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя неотразимой красавицей, и спрашивает:
- Вам никогда не говорили, что вы похожи на Брижит Бардо?
- Нет, никогда, - отвечает N., ожидая комплимента.
Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает:
- И правильно, что не говорили.
Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины.
- Вот такой я была тридцать лет назад.
- А кто эта маленькая девочка? - с невинным видом спрашивает Фаина Георгиевна.
Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно голодной. Хозяйка любезно сказала ей:
- Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать.
- С удовольствием, - ответила Раневская, - хоть сейчас!
- Вы слышали, как не повезло писателю N.? - спросили у Раневской.
- Нет, а что с ним случилось?
- Он упал и сломал правую ногу.
- Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? - посочувствовала Фаина Георгиевна.
Журналист спрашивает у Раневской:
- Как вы считаете, в чем разница между умным человеком и дураком?
- Дело в том, молодой человек, что умный знает, в чем эта разница, но никогда об этом не спрашивает.
- Кем была ваша мать до замужества? - спросил у Раневской настырный интервьюер.
- У меня не было матери до ее замужества, - пресекла Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы.
У Раневской спросили, любит ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ:
- Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса - Иоганна.
На одесском рынке мужчина продает попугая и индюка. Раневская:
- Сколько стоит ваш попугай?
- Тысячу рублей, ведь он говорящий, может сказать «ты дурак».
- А индюк?
- Десять тысяч,
- Почему так дорого?
- Самый умный. Он не говорит «ты дурак», но он так думает.
Рина Зеленая рассказывала:
- В санатории Раневская сидела за столом с каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты не соленые, и компот не сладкий. (Может, и вправду.) За завтраком он брезгливо говорил: «Ну что это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были яйца!»
- А вы не путаете ее с папочкой? - осведомилась Раневская.
На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной Георгиевной в кукольный магазин «Барби и Кен».
- Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить ей какой-нибудь набор...
- У нас широчайший выбор, - говорит продавщица, - «Барби в деревне», «Барби на Гавайях», «Барби на горных лыжах», «Барби разведенная»...
- А какие цены?
- Все по 100 долларов, только «Барби разведенная» - двести.
- Почему так?
- Ну как же, - вмешивается Раневская. - У нее ко всему еще дом Кена, машина Кена, бассейн Кена...
Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами.
Фаина Георгиевна сказала ему:
- В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
Раневская и невропатолог
Эту историю о Фаине Раневской Сергей Юрский пересказал в своей книге «Кто держит паузу?» История произошла тогда, когда режиссера Александра Таирова лишили театра. Фаина Георгиевна рассказывала:
Это было так несправедливо, и я так любила его, что плакала целые дни. Я так плакала, что друзья сказали мне наконец: «Фаина, ты заболела. Пойди к врачу». Я пришла к невропатологу. Невропатолог - старая армянка.
На што жалюэтес?
- Я пла-а-ачу!
- Так. Давно?
- Уже неделю.
- Все уремя?
- Да. Все время.
- Почему плачитэ?
- Есть один прекрасный человек, и у него неприятности. Его так несправедливо обидели.
- Так. Как врач, я должна вас спросит… Сношения били?
- Что-о-о?
- Сношения били?
- Что вы! Нет, конечно! Это прекрасный человек, я молюсь на него.
- Так. Значит, обидели ему?
- Да. Его.
- А плачитэ вы?
- Да. Я…
- И сношения не били?
- Что вы! Нет!
- Так.
И тут она начала писать. Я заглянула и вижу: крупными буквами «ПСИХОПАТКА». Я засмеялась и не могла остановиться несколько дней. Друзья сказали: «Фаина, ты просто сошла с ума!»
Раневская и Марлен Дитрих
Встречаются Раневская и Марлен Дитрих
— Скажите, — спрашивает Раневская, — вот почему вы все такие
худенькие да стройненькие, а мы — большие и толстые?
— Просто диета у нас особенная: утром — кекс, вечером — секс.
— Ну, а если не помогает?
— Тогда мучное исключить.
Нарисованная картина
Близким друзьям, которые ее посещали, Раневская иногда предлагала посмотреть на картину, которую она нарисовала. И показывала чистый лист.
И что же здесь изображено? - интересуются зрители.
- Разве вы не видите? Это же переход евреев через Красное море.
- И где же здесь море?
- Оно уже позади.
- А где евреи?
- Они уже перешли через море.
- Где же тогда египтяне?
- А вот они-то скоро появятся! Ждите!
«Раневская у Вас одна»
На гастролях с Раневской всегда случалось непредвиденное. Так, в Ленинграде 1950 году ей был предложен роскошный номер в «Европейской» с видом на Русский музей, сквер, площадь Искусств. Раневская охотно заняла его и несколько дней в хорошем расположении духа принимала своих ленинградских друзей, рассказывала анекдоты, обменивалась новостями, ругала власть и чиновников. Через неделю к ней пришел администратор и очень вежливо предложил переехать в такой же номер на другой этаж.
Почему? - возмутилась Фаина Георгиевна. Номеров много, а Раневская у вас одна.
Да, да, - лепетал администратор, но мы очень вас просим переехать, там вам будет удобнее.
Мне и здесь хорошо, - отказалась Фаина Георгиевна.
Пришел директор «Европейской» и, включив воду в ванной, объяснил, что ждет на днях высокое лицо, а этот номер в гостинице единственный, оборудованный прослушивающим устройством.
После этого Фаина Георгиевна моментально переехала и не спала на новом месте оставшиеся ночи, вспоминая свои высказывания в прежнем номере и, размышляя о том, что с ней теперь будет.
«Осторожней с Раневской»
Режиссера Варпаховского предупреждали: будьте бдительны. Будьте настороже. Она скажет вам, что родилась в недрах МХАТа.
Очень хорошо, я и сам так считаю.
- Да, но после этого добавит, что вас бы не взяли во МХАТ даже гардеробщиком.
- С какой стати?
- Этого не знает никто. Она все может сказать.
- Я тоже кое-что могу.
- Не делайте ей замечаний.
- Как, вообще?!
- Говорите, что мечтаете о точном психологическом рисунке.
- И все?
- Все. Впрочем, этого тоже не говорите.
- Но так же нельзя работать!
- Будьте бдительны.
Варпаховский начал издалека. Причем в буквальном смысле: на некотором расстоянии от театра. Репетиции проходили наедине с Раневской, на одной из скамеек Сретенского бульвара. Ей это показалось забавным: заодно и воздухом можно подышать.
Фаина Георгиевна, произносите текст таким образом, чтобы на вас не оборачивались.
Это ваше режиссерское кредо?
Да, пока оно таково.
Не изменяйте ему как можно дольше. Очень мило с вашей стороны иметь такое приятное кредо. Сегодня дивная погода. Весной у меня обычно болит жопа, ой, простите, я хотела сказать спинной хрэбэт, но теперь я чувствую себя как институтка после экзамена… Посмотрите, собака! Псина моя бедная! Ее, наверно, бросили! Иди ко мне, иди… погладьте ее немедленно. Иначе я не смогу репетировать. Это мое актерское кредо. Пусть она думает, что ее любят. Знаете, почему у меня не сложилась личная жизнь и карьера? Потому, что меня никто не любил. Если тебя не любят, нельзя ни репетировать, ни жить. Погладьте еще, пожалуйста…
«Вон из искусства!»
Однажды режиссер Завадский закричал Раневской из зала: «Фаина, Вы своими выходками сожрали весь мой замысел!» «То-то у меня чувство, как будто наелась говна», - достаточно громко пробурчала Фаина. «Вон из театра!» - крикнул мэтр. Раневская подойдя к авансцене, ответила ему: «Вон из искусства!!»
Брежнев и Раневская
Брежнев, вручая в Кремле Раневской орден Ленина, выпалил:
- Муля! Не нервируй меня!
- Леонид Ильич, - обиженно сказала Раневская, - так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы.
Генсек смутился, покраснел и пролепетал, оправдываясь:
- Простите, но я вас очень люблю.
«Ну что это за яйца?»
Рина Зеленая рассказывала:
В санатории Раневская сидела за столиком с каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты не соленые, и компот не сладкий. (Может и вправду.) За завтраком он брезгливо говорил: «Ну что это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были яйца!»
А вы не путаете ее с папочкой? - осведомилась Раневская.
Экспромт
Некая энергичная поэтесса без комплексов предложила Раневской спекулятивное барахло: духи мытищинского разлива и искусственный половой член - «агрэгат из Парижа».
«Сказала, что покупала специально для меня. Трогательно. Я не приобрела, но родила экспромт:
Уезжая в тундру,
Продала доху.
И купила пундру
И фальшивый х…
Есть дамы, которые, представьте себе, этим пользуются. Что за мир? Сколько идиотов вокруг, как весело от них!»
Встреча с сестрой из Парижа
Эту историю о Фаине Раневской рассказал кинорежиссёр Яков Сегель. Он обожал знаменитую актрису, часто бывал у неё дома и потом, переполненный впечатлениями, делился ими.
В конце пятидесятых Фаину Георгиевну отыскали родственники и она смогла выехать в Румынию и повидалась с матерью, с которой рассталась сорок лет назад.
Сестра Изабелла жила в Париже. После смерти мужа её материальное положение ухудшилось и она решила переехать к знаменитой сестре, которая, как она предполагала, при всех её званиях и регалиях, купается в роскоши.
Обрадованная, что в её жизни появится первый родной человек, Раневская развила бурную деятельность и добилась разрешения для сестры вернуться в СССР.
Счастливая, она встретила её, обняла, расцеловала и повезла домой. Они подъехали к высотному дому на Котельнической набережной.
Это мой дом, - с гордостью сообщила Фаина Георгиевна сестре.
Изабелла не удивилась: именно в таком доме должна жить её знаменитая сестра. Только поинтересовалась:
У тебя здесь апартаменты или целый этаж?
Когда Раневская завела её в свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, сестра удивлённо спросила:
Фаиночка, почему ты живёшь в мастерской, а не на вилле?
Находчивая Фаина Георгиевна объяснила:
Моя вилла ремонтируется.
Но парижскую гостью это не успокоило.
Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней «жилых» метров?
Целых двадцать семь, - гордо сообщила Раневская.
Но это же тесно! - запричитала Изабелла. - Это же нищета!
Это не нищета! –разозлилась Раневская, – У нас это считается хорошо. Этот дом - элитный. В нём живут самые известные люди: артисты, режиссёры, писатели. Здесь живет сама Уланова!
Фамилия Уланова подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной ей комнатушке. Но она так и не смогла понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам «побудку». А вечерами, в десять, в одиннадцать, в двенадцать оканчивались сеансы и толпы зрителей вываливались из кинозала, громко обсуждая просмотренный фильм. «Я живу над «хлебом и зрелищами», - пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру это не действовало.
За что тебя приговорили жить в такой камере?.. Ты, наверное, в чём-то провинилась.
В первый же день приезда, несмотря на летнюю жару, Изабелла натянула фильдеперсовые чулки, надела шёлковое пальто, перчатки, шляпку, побрызгала себя «Шанелью», и сообщила сестре:
Фаиночка, - я иду в мясную лавку, куплю бон-филе и приготовлю ужин.
Не надо! - в ужасе воскликнула Раневская. В стране царили процветающий дефицит и вечные очереди - она понимала, как это подействует на неподготовленную жительницу Парижа.
Не надо, я сама куплю.
Фаиночка, бон-филе надо уметь выбирать, а я это умею, - с гордостью заявила Изабелла и направилась к входной двери. Раневская, как панфиловец на танк, бросилась ей наперерез.
Я пойду с тобой!
Один фунт мяса выбирать вдвоём - это нонсенс! - заявила сестра и вышла из квартиры.
Раневская сделала последнюю попытку спасти сестру от шока советской действительности.
Но ты же не знаешь, где наши магазины!
Та обернулась и со снисходительной улыбкой упрекнула:
Ты думаешь, я не смогу найти мясную лавку?
И скрылась в лифте.
Раневская рухнула в кресло, представляя себе последствия первой встречи иностранки-сестры с развитым советским социализмом. Но говорят же, что Бог помогает юродивым и блаженным: буквально через квартал Изабелла Георгиевна наткнулась на маленький магазинчик, вывеска над которым обещала «Мясные изделия». Она заглянула во внутрь: у прилавка толпилась и гудела очередь, потный мясник бросал на весы отрубленные им хрящи и жилы, именуя их мясом, а в кассовом окошке толстая кассирша с башней крашенных волос на голове, как собака из будки, периодически облаивала покупателей.
Бочком, бочком Изабелла пробралась к прилавку и обратилась к продавцу:
Добрый день, месье! Как вы себя чувствуете?
Покупатели поняли, что это цирк, причём, бесплатный, и, как в стоп-кадре, все замерли и затихли. Даже потный мясник не донёс до весов очередную порцию «мясных изделий». А бывшая парижанка продолжала:
Как вы спите, месье?.. Если вас мучает бессонница, попробуйте перед сном принять две столовых ложки коньячка, желательно «Хеннесси»… А как ваши дети, месье? Вы их не наказываете?.. Нельзя наказывать детей - можно потерять духовную связь с ними. Вы со мной согласны, месье?
Да, - наконец, выдавил из себя оторопевший мясник и в подтверждение кивнул.
Я и не сомневалась. Вы похожи на моего учителя словесности: у вас на лице проступает интеллект.
Не очень понимая, что именно проступает у него на лице, мясник, на всякий случай, смахнул с лица пот.
Месье, - перешла к делу Изабелла Георгиевна, - мне нужно полтора фунта бон-филе. Надеюсь, у вас есть?
Да, - кивнул месье мясник и нырнул в кладовку. Его долго не было, очевидно, он ловил телёнка, поймал его, зарезал и приготовлял бон-филе. Вернулся уже со взвешенной и завёрнутой в бумагу порцией мяса.
Да, - в третий раз кивнул мясник.
Расплачиваясь в кассе, Изабелла Георгиевна порадовала толстую кассиршу, указав на её обесцвеченные перекисью волосы, закрученные на голове в тяжёлую башню:
У вас очень модный цвет волос, мадам, в Париже все женщины тоже красятся в блондинок. Но вам лучше распустить волосы, чтобы кудри лежали на плечах: распущенные волосы, мадам, украсят ваше приветливое лицо.
Польщённая кассирша всунула два указательных пальца себе за обе щеки и стала с силой растягивать их, пытаясь улыбнуться.
Когда, вернувшись домой, Изабелла развернула пакет, Фаина Георгиевна ахнула: такого свежайшего мяса она давно не видела, очевидно, мясник отрезал его из своих личных запасов.
Бон-филе надо уметь выбирать! - гордо заявила Изабелла.
С тех пор каждый вторник и каждую пятницу она посещала «Мясные изделия». В эти дни, ровно в четыре часа, мясник отпускал кассиршу, закрывал магазин, вешал на дверь табличку «Переучёт», ставил рядом с прилавком большое старинное кресло, купленное в антикварном магазине, усаживал в него свою дорогую гостью, и она часами рассказывала ему о парижской жизни, о Лувре, об Эйфелевой башне, о Елисейских полях… А он, подперев голову ладонью, всё слушал её, слушал, слушал… И на лице его вдруг появлялась неожиданная, наивная, детская улыбка…